На болезненно белом лице одни глаза полыхают эмоциями – мстительно упиваются произведённым эффектом. И, чёрт возьми, есть с чего – мой ступор достоин сорокалетнего девственника.

– Не помню, чтобы давал тебе таких заданий, – прохожу мимо, изо всех сил стараясь выглядеть максимально равнодушным.

Полина всё-таки неловко обнимает себя за плечи, а я аккуратно ставлю на стол бутылку и бокалы, делая вид, будто не пялился на неё секунду назад, капая слюнями на пол.

– Засунь себе хоть в зад свои задания, – она вызывающе смотрит на меня глаза в глаза, обескураживая прямотой и надломом. – Была ещё альтернатива. Вот ею и подавись. Только отстань уже, а? Видеть тебя, ушлёпок, не могу.

– Чудо, я кто, по-твоему, некрофил? На кой мне равнодушное тело? Одевайся.

Целое мгновение я жду, что Полина облегчённо выдохнет. На худой конец нервно рассмеётся и кинется подбирать одежду, гонимая стыдом. Но она упрямо сжимает губы в твёрдую линию и тянется вперёд, чтобы начать расстёгивать пуговицы на моей рубашке.

– Бери что есть. Мы нюансов не обговаривали.

Холодные пальцы проскальзывают по коже, отчего внутренности пережимает глубоким вдохом, а мышцы пресса опасно каменеют.

– Поль, за кого ты меня опять принимаешь? – перехватываю её запястья и тяну руки вверх, заставляя подняться на носочки. Провальная затея, потому что в местах, где соприкасаются наши тела, прокатываются трескучие разряды тока. У меня сейчас дыбом каждый волосок. И не только. Я потерял себя и такое острое чувство, что её сейчас тоже теряю. В кровотоке битое стекло. Проще сдохнуть. – Ты меня вообще слышишь?

– Что не так? – она резко вскидывает голову, прошибает льдом разъярённого взгляда. Сейчас моя близость ей омерзительна. Достаточно слышать, как шипит неприязнь в тихом шёпоте. – Хватит заговаривать мне зубы. Бери, сказала. И больше не смей приближаться ко мне на пушечный выстрел. Всё как договаривались, Лис. Не тяни, иначе меня вывернет раньше, чем ты начнёшь.

Кажется, я всё-таки злобно матерюсь. Не "Лис", а самый настоящий плевок! Сатанею уже от одного этого слова, про остальные даже думать тошно. Но её отчаянье что-то царапает в груди, заставляя прислушиваться к себе, а не к взбесившемуся самолюбию.

Мне страшно до помутнения, потому что Морозова не "все остальные" – я не могу отвергнуть её, не причиняя боли. Не могу оттолкнуть, перевести всё в шутку или выставить за дверь, в конце концов.

Решение спонтанное, но я мягко отстраняюсь. Поднимаю с пола скомканную рубашку. Однако, когда ладони ложатся на напряжённые плечи, а её красноречиво затянувшийся выдох, наконец, обжигает мою грудь, страх бесследно проходит. Так будет правильно. Пусть жестоко, но правда не церемонится.

Голова Полины на миг скрывается за тканью рубашки. Снова сливочный, обезоруживающий аромат её тела. Снова разряды по пальцам, где кожа касается кожи, и дикая боль, которой не подобрать определения. Она сама просовывает руки в рукава, вызывая короткую усмешку.

Самостоятельная. Несгибаемая. Моя девочка.

– Поль, я не тот, кто будет играть в благородство, но это твой первый раз. Для девушек дефлорация больше, чем просто физика, а в тебе сейчас черти воют. Какая к чёрту симпатия? Поэтому не так и не сейчас. Мне не нужны потом твои истерики.

– Сказал бы проще: овчинка выделки не стоит, – она взвинчивается с пол-оборота, не давая толком вникнуть в причину. Одним взглядом пробивает насквозь и размазывает по полу попытку достучаться.

На этом всё. Полина больше даже не смотрит на меня, не позволяет к себе прикасаться. Понятия не имею, какие мысли варятся в её голове, и неуверен, что они мне понравятся. Правда в том, что нормального разговора у нас в скором времени точно не предвидится.

– Давай ты оденешься и спокойно объяснишь, в чём опять дело, – всё-таки предпринимаю попытку сориентироваться.

Подаю ей вывернутые джинсы, старательно следя за тем, чтобы взгляд не стекал к плоскому животу и ниже – к соблазнительно гладкому лобку. Мелькает даже идея метнуться в ванную минут на десять, спустить излишек посторонних мыслей, и вот тут уже приходится со всей силой провести по лицу руками.

Очнись, дружище. Ты катишься на самое дно.

Одевшись, Полина уже почти не дрожит, почти держит себя в руках. Но тем не менее, сама не своя от ярости. И стоит ей поднять глаза от пола, вся мощь упрёка пережимает мне горло тугим кольцом.

– Так дело не во мне, дело в тебе, – ведёт она плечом, пытаясь сбросить мою руку. – Пусти.

Взглядом пробегаюсь от растрёпанной тёмной макушки к нервно трепещущим длинным ресницам и переносице, усыпанной веснушками – редкими как брызги солнечного света в хмурый день.

Не отнимай у меня это тепло, бунтарка!

– Хорошо, поговорим обо мне, – резко глотаю воздух, чувствуя, что вот-вот задохнусь от жёсткого схода возбуждения. Я ведь хотел по-хорошему. Каждый раз пытаюсь исправить старые косяки, а по итогу стабильно загребаю новых.

– С зеркалом поговори. Мне эта тема неинтересна, – огрызается она, задевая меня плечом. – Проваливай с дороги, сказала.

– Стоять, – чтобы взорваться мне нужен был повод, и Полина вот только что мне его щедро отвесила. Стоило перейти на приказной тон. Давний аллерген прицельно жальнул по самолюбию. Единственный мой стоп – не прикасаться. Даже пытаясь остановить. Её трогательная беззащитность ещё слишком отчётливо стоит перед глазами. А вот эхо собственной злости вышибает разум как тот снаряд на максимальном ускорении. – У тебя времени остыть до вечера. Потом я тебя хоть из-под родительской кровати достану, но мы поговорим. Ты знаешь, я найду способ.

И как же без того, чтобы не хлопнуть дверью! Излюбленный женский приём: "Чем громче точка, тем я правее". Это удивительно, но я безжалостно гашу в себе порыв догнать её – сумасшедшую девчонку, которая с пугающей лёгкостью заставляет меня теряться как подростка и с волнением ждать, что вот завтра она великодушно позволит себя приручить.

Зачем она мне? Без понятия. Или не хочу признавать, что понимаю это слишком хорошо. И ответ мне совершенно точно не нравится.

Экзотика

Поля

– Поль, можешь так не озираться. Лис сегодня хорошо если подтянется к последней паре.

– Откуда такая уверенность? – опрометчивый вопрос с головой выдаёт причину моей взвинченности. Меньше всего я хочу сейчас обсуждать своё состояние. Пусть и со Светкой, которая, к слову, понятия не имеет о заключенном между мной и Киром уговоре. Эта тема настолько личная, что откровенность даётся сложно даже с собой.

– Стас, – коротко рубит подруга, морщась то ли от одного имени своего опального идола, то ли обжёгшись жадным глотком латте. – Услышала обрывок телефонного разговора.

Кир сегодня звонил и мне тоже. Ровно три раза. Все три – с интервалом в минуту, сразу после того, как я выскочила из его квартиры. Потом затаился, не добившись ответа. Он с эмоциями быстро справился, я же продолжала смотреть сквозь подаренные им герберы и понимала, что встряла.

Почему он отказался? Без одежды я недостаточно хороша? Сама видела, какие красавицы строят ему глазки. Куда мне тягаться. Для Лиса вся моя привлекательность в недоступности, сам говорил. Стоило сдаться, как интерес тут же сдулся. И мне бы радоваться, но обидно до слёз. Это что получается? Соблазнить меня ещё куда ни шло, ибо мой выбор – мои проблемы, а вынудить – уже чревато упрёками? Мне где-то в глубине души даже льстила настойчивость Кирилла, а на деле вот оно что... Не знаю, как в глаза ему теперь смотреть.Так больно и стыдно. И всё равно тянет к нему до помутнения.

– О, Стас. Надо же, один, без девушки.

– Кто ж ходит на рыбалку со старым уловом? – мрачно усмехаюсь, глядя вслед прошедшему мимо занятой нами лавки Королёву.

Спортивная фигура, уверенная походка, самоуверенный взгляд. Ходячая неприятность и потрясающий образец девичьих идеалов в одном флаконе. Брюнет, шатен и рыжий – все как на подбор. Остаться равнодушной никаких шансов.