Злится. Понятно, что нам нужно объясниться, но поздороваться как следует нужно ещё сильней. Всё равно сейчас некуда податься. Всё чем мы богаты – пара коротких минут на лестничной клетке и я собираюсь выжать из них максимум.

Настойчиво склоняюсь к губам, пробую на вкус упрямую неподатливость. Жду, когда Полина сдастся моему напору: обмякнет, а лучше зароется пальцами в отросшие волосы... любого отклика жду, короче говоря. И не дожидаюсь. Она только сильнее упирается, будто я ей боль причиняю. Но нет же! Я аккуратен в своей жадности, хотя давно на пределе.

– Обними меня, родная, – её борьба даже не со мной – с собою, убивает. Задыхается ведь так же, как и я: хрипит, изнемогает. Так на черта терять момент, которого и без того остался пшик? – Давай же, чудо, – пылающими губами жмусь к самому уху. – Не надо упираться. Я же знаю, что нравлюсь тебе.

– Кир! – откуда столько силы в этой гибкой тростинке? Чуть дух с меня не вышибла ударом в плечо. Во всяком случае, реакции она добилась, я на время замираю, хмуро всматриваясь в раскрасневшееся лицо. – Да, не отрицаю, мне понравилось с тобой... В общем, очень всё понравилось. Я ни в чём не упрекаю, но больше не стану делать того, о чём потом придётся жалеть.

Ну что за дурость?

– Перестань, – едва сдерживаю порыв закатить глаза. Исключительно чтобы не нагнетать. – Нам не придётся ни о чём жалеть.

– Нас нет!

Полина обнимает руками свои плечи, и я залипаю на подрагивающих пальцах: тонких, длинных, любопытных. В голове сразу вспышками картинки, как сжимала меня ими цепко, как скользила – плавно, быстро – по всей длине, как накрыло потом удовольствием, да так, что в мышцах сход гудел аж до самого рассвета. И сейчас вот-вот накроет, от одних воспоминаний. Настолько острой потребности в ком-то я ещё никогда не испытывал. А учитывая мой богатый опыт, в отсутствии эквивалента можно не сомневаться.

Чёрт... Завёлся на раз два. Смотрю, как губы движутся – что-то говорят, а звук запаздывает.

– Чудо, меня арестовали, – накрываю её пальцы ладонями, чтоб хоть частично избавиться от наваждения. – Ты вроде как имеешь повод злиться, но я таких оснований не давал. По крайней мере, добровольно.

Полина какое-то время смотрит мне в глаза, затем иронично качает головой, закусывая край нижней губы. И меня уносит от этого жеста, потому что вызова более эротичного сроду не видел. А на вызов тут же вскидывается кураж. Хочет доказательств? Да без проблем.

– Самому не верится, что я это делаю, – мрачно поясняю, доставая из заднего кармана штанов сложенную вчетверо бумажку. – Вот постановление судьи об аресте на пятнадцать суток. Чёрным по белому. Прочитай внимательно и иди скорей ко мне, пока я совсем не свихнулся.

Полина в сторону протянутого прямоугольника даже не смотрит. Зато смеяться начинает так, что по щекам сбегают слёзы. Злые и крупные.

– Да что опять не так? Ты можешь сказать прямо?!

– Ну прямо, так прямо, – говорит едва слышно, крепче стискивая своё плечо под моей ладонью. – Не знаю, чего тебе стоила эта бумажка, но можешь взять и смело ею подтереться. Я с тобой переспала, Кирилл. Мы в расчёте. Поэтому вали дорогой на все четыре стороны: хоть снова на курорт, хоть к чёрту.

Я начинаю реально злиться и даже уже не пытаюсь скрыть этого. Резкий сход возбуждения превращает недоумение в кипяток, и тот вырывается из меня благими матами.

– Да с хрена ли?! – спрашиваю, наверное, в надцатый раз. Клянусь, эта бестия сведёт меня с ума. Уже свела.

– Действительно. С чего бы? С чего я вообще должна здесь стоять и выслушивать твои оправдания? Подготовился, проявил фантазию. Браво! Я впечатлена. Только зачем я тебе, Кир? Ты получил что хотел. Иди дальше своей дорогой.

– Ты меня сейчас культурно послала, что ли?

– Как умею.

– Но почему?!

– По кочану.

Молодец, чтоб её! Объяснение года. Мне сразу всё понятно стало. Примерно как инструкция на китайском – сожги к чертям и делай наобум. А интуиция кричит, что тут не обошлось без злых языков.

– Послушай, Чудо, – цежу, свирепо стискивая её кисть. – Хватит верить всему, что обо мне говорят. Всё равно половина – бредовые фантазии. Как минимум половина.

– Да неужели, – она осекается, переводя дыхание как после марафона. – Разве не ты прослыл отъявленным лгуном? Не для тебя в порядке вещей извиниться и принести герберы, а через час напрашиваться к другой на кофе в постель?

Полина, запрокинув голову, смотрит прямо мне в глаза. Непримиримо. Жёстко. Так, что хочется впиться в припухшие губы и выпить из неё всю дурь вместе с воздухом. Она стряхивает мою руку, я возвращаю скомканную бумагу в карман и назло ей обхватываю лицо ладонями. С тем же упрямством, что плещется сейчас в её взгляде.

Она тут же кошкой вцепляется мне в предплечья. Повезло ногти короткие, иначе бы в мясо разодрала. Улыбаюсь, хотя мне ни капли не весело и намеренно оставляю сантиметры до поцелуя.

– Ну напросился, что с того? Не пошёл ведь. Давай ещё припомни мне, что было год назад, – не выдержав, ласково прихватываю зубами её нижнюю губу. Ну не дура ли? Какие к чёрту другие бабы, если мне от нежности буквально крышу рвёт. – Полина, я меняюсь. Да, не сразу, но я же здесь сейчас. Пришёл к тебе самой первой.

Даже мать ещё не видел. Хотя не мешало бы заехать к ней в салон, отметиться.

– Полагаю тут мне следует почувствовать себя особенной, – отзывается она, но теперь как-то сухо и равнодушно. Воздух вокруг будто бы остывает на пару градусов. – Кирилл, не нужно шлифовать на мне красноречие. И пытаться подкупить через сестру тоже глухой номер. Оставь меня в покое.

– Не дождёшься, – медленно отстраняюсь и внутри будто что-то отрывается, устремляясь к теплу её застывшего тела. Мой голос звучит резко, почти что болезненно. Плевать. Вот реально, плевать. Пусть насмехается сколько влезет. Сейчас это я, весь как на ладони.

– Я тебе больше ничего не должна, – возражает она, смеряя меня каким-то отстранённым взглядом.

– Ошибаешься.

– Ты не можешь меня заставить.

– Уверена? Мы договаривались на полноценный секс. Так что всё ещё должна. И будь добра не выделывайся.

Вот не могу объяснить, зачем я так говорю, для чего несу эту чушь. Будто на прочность нас проверяю. Зачем? Чёрт его знает...

Её глаза распахиваются. В них столько грусти что можно утонуть. И я тону.

– Да пошёл ты в зад со своими долгами, – бросает Полина, проскальзывая под моей рукой к двери.

А я всё продолжаю идти ко дну, вдыхая тонкий шлейф её духов, как утопающий воздух.

Маленькая слабость

Полина

Я нарезаю круги по комнате, всерьёз раздумывая о том, чтобы утопить телефон в аквариуме. Соблазн ответить на звонок так велик, что приходится накрыть девайс подушкой. Хватит с меня подозрительных взглядов родителей.

Последние два дня я выходила из дому ни свет ни заря, потому что присутствие в лифте отца надёжно нейтрализует прыть Кира вместе с его чарами. В коридорах университета с этой же функцией успешно справляется толпа. Единственный способ придерживаться принятого решения – ни под каким предлогом не оставаться с Лисом наедине.

Никогда я не была так близка к капитуляции, как в день его возвращения, когда под напором жадных губ чуть не забыла главного – он редкостный манипулятор. Рассказ про арест, какие-то справки... Киру по ушам прокатиться раз плюнуть. Олегу Викторовичу бы не составило проблем выкупить непутёвого сына. Слышала ведь своими ушами, где его носило, значит, байки всё. Как и россказни про постигшие кобелиную натуру перемены. К первой он ко мне пришёл. Ага, после последней.

Родители собираются везти Олюню к бабушке. Я тщательно слежу за их приготовлениями и активно открещиваюсь от предложения отца сменить обстановку. На что мама расплывается в хитрой улыбке, бормоча, что нет ничего зазорного в желании поворковать с любимым. Отец, впрочем, не особо возражает. Лисицин всё-таки умудрился обстоятельно расположить их к себе. Если бы они только знали, что моя первая любовь клинический бабник и лгун. Но никто не в курсе. Мне не нужны сочувственные взгляды.